«Я рад за вас», — сказал врач. «Все было прекрасно, — продолжила пациентка. — Вот только в этот ресторан мы больше не ходим».
318
Преступника приговорили к смерти через отсечение головы. Исполнить приговор должен был лучший палач. В назначенный день, когда все было готово, и бедный преступник предстал перед толпой народа, пришел палач и стал хвалиться: сколько он успел отрубить голов, каких знаменитых людей он казнил и с каким поразительным мастерством он проделывал свою работу: по-настоящему быстро. И чтобы доказать это, он с такой скоростью взмахнул мечом над его головой, что меч было невозможно рассмотреть.
Для приговоренного это было уже слишком, и он вскричал: «Хватит! Я не могу больше выдерживать это напряжение! Почему ты не делаешь свою работу сразу?» Тогда, опершись на свой меч, палач сказал: «А ну-ка кивни…»
319
Стояло декабрьское утро, и был жестокий мороз. Два еврея прогуливались по тротуару; один из них, окруженный густыми клубами пара, убежденно говорил и жестикулировал. Другой, напротив, молчал. Наконец, первый еврей сделал длинную паузу в своей речи и спросил:
— Ну, Мойша, или ты не согласен с тем, что я говорю?
На что Мойша ответил:
— Яша, ты можешь говорить все, что хочешь, но я буду держать руки в карманах.
320
Папа Финкельштейна был ужасно несчастен оттого, что его сын регулярно делал две вещи, которые считались у хороших евреев неприемлемыми: ел окорок и общался с не-еврейками. В конце концов, он пожаловался раввину.
— Равви, — вскричал он, — я не знаю, что делать. Как только Эзра, мой сын, видит окорок, он тут же впивается в него зубами, а когда ему встречается не-еврейка, он обнимает и целует ее.
Пришлось Эзре навестить раввина.
— Что говорит твой отец? — строго спросил раввин. — Ты впиваешься зубами в окорок и целуешь христианок? Что с тобой?
— Равви, что я могу поделать? — виновато сказал Эзра. — Я безумец!
— Ерунда, — ответил раввин. — Если бы ты кусал девушек и целовал окорок — тогда ты был бы сумасшедшим!
321
В небольшой школе учитель говорит ученикам:
— Можете ли вы назвать мне животное, которое выходит из дому, как лев, а возвращается, как мышь?
Маленький ребенок поднимает руку. Учитель говорит:
— Да, какой у тебя ответ?
— Это мой папа.
322
Тонущий человек закричал:
— Помогите, я не умею плавать! Я не умею плавать!
— Я тоже не умею плавать, — ответил старик, сидящий на берегу и жующий табак, — но не поднимаю по этому поводу никакого шума!
323
Доннеган исповедовался.
— Отец, — простонал он, — я сделал что-то настолько плохое, что вы выгоните меня из церкви.
— Что ты сделал, сын мой? — спросил священник.
— Вчера, — сказал Доннеган, — я увидел, как передо мной продефилировала моя жена, и меня это так взволновало, что я схватил ее, сорвал с нее одежду, бросил ее на пол, и мы прямо на месте занялись любовью.
— Это немного необычно, — сказал священник, — но не составляет достаточной причины для отлучения.
— Вы уверены, что не выгоните меня из церкви?
— Конечно, нет.
— Странно, — сказал Доннеган. — А из супермаркета нас выгнали!
324
Время от времени святым разрешалось инкогнито навещать землю. Святая Тереза давно хотела наведаться в Голливуд, но Гавриил, заведующий расписанием, считал, что даже святой не сможет вернуться невредимым из столицы кинематографа.
В конце концов, Святая Тереза его убедила, что с ней не случится ничего плохого, и отбыла на первом же отправляющемся на землю облаке.
Недели превратились в месяцы, и с земли не поступало ни слова, и однажды встревоженный Гавриил позвонил в Лос-Анджелес. Послышались гудки, зазвонил телефон, и, в конце концов, голос сказал:
— Терри слушает — кто это? Габби, детка! Какой ты душка, что позвонил!
325
Среди немцев Берлин считается самим воплощением прусской грубости и эффективности, тогда как Вена — олицетворение австрийского обаяния и разгильдяйства. Есть одна история о берлинце, который приехал в Вену, заблудился, и ему понадобилось спросить дорогу. Что сделал берлинец? Он схватил за лацкан пиджака первого же попавшегося венца и рявкнул:
— Где тут почта?
Вздрогнув, венец старательно высвобождает лацкан из кулака берлинца, приглаживает его и изрекает в изысканной манере:
— Сэр, разве не было бы деликатнее с вашей стороны, если бы вы подошли ко мне и вежливо сказали: «Сэр, не известно ли вам случайно, где расположено почтовое отделение? Не могли бы вы уделить пару минут и указать мне дорогу к нему?»
Берлинец в изумлении воззрился на него, проворчал:
— Лучше уж заблудиться! — и зашагал прочь.
Тот же самый венец в том же году оказался в Берлине, и вышло так, что на этот раз ему пришлось искать то же самое почтовое отделение. Подойдя к берлинцу, он вежливо говорит:
— Сэр, не известно ли вам случайно, где расположено почтовое отделение? Не могли бы вы уделить пару минут и указать мне дорогу к нему?
Со скоростью автомата берлинец выпаливает:
— Вдоль фасада два квартала вперед, резко направо и один квартал вперед, перейти дорогу, пол-оборота на право, перейти железнодорожное полотно, мимо доски объявлений, в холл почтового отделения.
Венец, более озадаченный, чем просветленный, тем не менее, бормочет:
— Тысяча благодарностей, любезный господин.
Берлинец в ярости хватает его за лацкан пиджака и кричит:
— К черту благодарности, повторите инструкции!
326
Мулла Насреддин однажды сказал мне:
— Я целый месяц откладывал этот черный день, но на этот раз мне придется пойти.
— В полицию или к зубному врачу? — спросил я.
— Ни то, ни другое, — ответил он. — Я женюсь.
327
Финкельштейн получил огромный выигрыш на скачках, и Московичу, естественно, стало завидно.
